Откровенно говоря, я больше рассчитывал не на вызываемое маячившим на горизонте богатством воодушевление, а на вколоченные «Птимошкой» за последние две недели рефлексы. Точнее – за последнюю неделю, после того как, насмотревшись на «успехи» предполагаемых союзников, я заставил Золушку соорудить два десятка электрошоковых поясов, обеспечивших имитатору насквозь противозаконную, но зато весьма эффективную обратную реакцию. Результат последовал незамедлительно – успеваемость обучаемого контингента подскочила не хуже вспугнутого кролика. В частности, потери от «дружеского огня» опустились с 70 процентов до куда более приемлемых двадцати трех.
– Пожалуй, начну расставлять стрелков, – сказал Клайт.
– Ну а я пока приготовлю наш первый туз из рукава.
Собственно, особо готовить было нечего. Самая сложная и ответственная часть работы – укрепление палубы – была проведена заблаговременно. Мне оставалось только подсоединить обрезок титановой трубы к трехногому штативу от полевого спектрографа… и прикрыть образовавшийся в итоге агрегат парусиной. Вряд ли, конечно, среди наблюдателей найдется кто-то, способный опознать в этой штуке миномет, но все же…
Теперь оставалось лишь поглядывать на лениво перемигивающиеся циферки дистанции до цели… и надеяться, что фишка не ошиблась в своих расчетах и дополнительный настил палубы – из наспех подкрашенного под дерево титанового сплава – выдержит предназначенную ему отдачу всех четырех выстрелов.
Число же выстрелов было навязано производительностью Золушкиного самого… биохимического синтезатора, которая составляла примерно две чайные ложки в час.
Теоретически это чертово варево должно было сочетать в себе раздражающее, слезоточивое, веселящее и усыпляющее действие, а также действовать как мощное слабительное и при этом быть чрезвычайно летучим. Теоретически, потому что варево задавалось на производство лишь неким определенным объемом – как это требование сочеталось с мизерными дозами на выходе, я так и не понял – и вдобавок было чрезвычайно фотофобным. Посему, несмотря на обилие потенциальных подопытных мышек, испытание состава пришлось приурочить непосредственно к боевому крещению.
Не то чтобы я совсем не верил в Золушкины поделки – нет, они работали… по крайней мере, большинство из них. Вот только побочные эффекты при этом порой проявлялись весьма… неожиданные.
Впрочем, моя милая напарница заявила, что перенастроить синтезатор на новый рабочий цикл она все равно не успеет, а время поджимало – через пять дней должен был состояться Большой Жемчужный Аукцион, после которого наша предполагаемая добыча благополучно разлетелась бы по нескольким сотням Миров.
На палубе меж тем становилось тесно. «Морской пахарь» был небольшим одномачтовым суденышком. И явно не рассчитывался на команду в сто двадцать голов, которая сейчас почти в полном составе выстроилась вдоль бортов, более-менее натурально изображая моряков, жаждущих коснуться тверди очередного Мира. Желание, к слову сказать, правдоподобное – если бы не туз номер три и пригоршня таблеток от морской болезни, три четверти личного состава сейчас бы ублажала забортных чаек… точнее, местную разновидность летучих мышей, оккупировавших эту экологическую нишу.
– Минута до входа в зону досягаемости, – напомнил инк.
– Угу, – отозвался я, поднимая первую мину. Тяжелая, зараза, ну а что я хотел – калибр 120 миллиметров, это вам не хухры-мухры.
Можно было, конечно, привлечь в заряжающие кого-нибудь из наемников, но после двух пробных тренировок я решил отказаться от этой мысли. Самому оно как-то спокойнее. Я, по крайней мере, точно не засуну мину вверх хвостовиком.
– Тридцать секунд.
Некоторые наемники уже начали поднимать винтовки. Рановато… ладно, будем надеяться, что благодаря бликам от прицелов наблюдатели сочтут эти странные штуковины за очередную разновидность дальнозорких труб.
– Двадцать секунд. Пятнадцать… пять.
По идее, подумал я, опуская мину в ствол, попасть в цель размером с форт – просто. Особенно когда расчетами для этого выстрела занимается псевдоинк, самую малость послабее бортмозга ракетного катера. По идее…
Бух!
В инфоре полет мины наблюдался просто прекрасно. Продолговатая серебристая тушка, лениво пожирая красный пунктир предполагаемой траектории, вскарабкалась вверх, на миг словно замерла в верхней точке и, ускоряясь, пошла вниз… скрылась за стенами. Три секунды спустя до нас долетел приглушенный грохот разрыва.
Он был немедленно перекрыт слитным треском сотни винтовок. Ряды белых нитей потянулись к бастионным зубцам, тотчас же окутавшимся облаками пыли.
Что радовало – в толше возносящихся к небесам каменных громад напрочь отсутствовал архитектурный изыск под названием амбразуры, они же бойницы. Появляться же сейчас на расстреливаемых стенах… думаю, для этого необходимо нечто большее, чем простой героизм. Например, острая тяга к самоубийству.
Самым же разумным для защитников вариантом, подумал я, отправляя в полет очередную – третью по счету – мину, было бы тихо сидеть за стенами и помаленьку пытаться закидать нас чем-нибудь навесным.
Зря я так подумал. Глупо, конечно, подозревать каждого встречного мирянина в телепатии… но первый огненный шарик взмыл из-за стен ровно пять секунд спустя.
Он с шипением врезался в воду в двадцати трех метрах от носа. Почти прямо по курсу – иди мы чуть быстрее, правый борт «Пахаря» полыхал бы таким же веселым чадным пламенем, что и пятно на волнах.